Несмотря на ожидаемую нехватку пригодных для расширения сельскохозяйственного производства земель в мире, процессы забрасывания сельскохозяйственных земель широко распространены. Вовлечение в оборот некоторых неиспользуемых в настоящий момент сельскохозяйственных земель может способствовать раскрытию аграрного потенциала территорий. Однако в настоящее время детерминанты, влияющие на вовлечение в оборот заброшенных земель, изучены недостаточно. Для лучшего понимания поведенческих факторов среди сельхозпроизводителей, связанных с вовлечением в оборот заброшенных сельскохозяйственных земель, исследование было сфокусировано на одном из регионов России - Республике Бурятия, где процессы забрасывания сельскохозяйственных земель широко распространены, а практики сельскохозяйственного производства могут иметь региональную специфику. В рамках исследования в 2018 г. было проведено 149 очных интервью с сельскохозяйственными производителями в Республике Бурятия, по результатам которых заполнялись структурированные анкеты. Анкета включала сведения о социально-экономических характеристиках сельскохозяйственных производителей, вопросы о том, как опрашиваемые оценивали уровень коррупции как барьера, препятствующего вовлечению в оборот заброшенных земель, и каковы поведенческие намерения сельхозпроизводителей относительно сельскохозяйственного землепользования в ближайшие пять лет. Выраженное намерение сельхозпроизводителя использовать заброшенный земельный участок выступило в качестве целевой моделируемой переменной в байесовской сети, а климатические и социально-экономические переменные - в качестве факторов. Анализ показал, что одним из значимых барьеров, препятствующих вовлечению в оборот заброшенных земель, выступило субъективное восприятие коррупции, ассоциируемой с нечестным принципом распределения земель. Исследование также показало, что сельхозпроизводители, принадлежащие к группе коренного этнического населения, реже проявляли намерения по вовлечению в оборот заброшенных земель по сравнению с представителями некоренного этнического населения. Наиболее предпочтительными с точки зрения аграрного землепользования явились земельные участки, на которых уровень закустаренности и залесенности был выражен незначительно или закустаренность и залесенность отсутствовали. Полученные результаты создают основу для оценки региональной политики по регулированию сельскохозяйственного землепользования, которая должна быть направлена на повышение мотивации сельскохозяйственных производителей по вовлечению в оборот заброшенных сельскохозяйственных земель и сохранению при этом экосистемных услуг в регионах и странах, где проблема забрасывания земель стоит особенно остро, в частности в России. Despite the looming land scarcity suited for agricultural expansion, farmland abandonment is widespread globally. The recultivation of some abandoned farmlands could unlock the untapped agricultural potential. Yet, little is known about the determinants of recultivation. To better understand the behavioral intentions of farmers regarding the recultivation of abandoned lands, we concentrated on the Buryat Republic in Russia, where agricultural land abandonment is widespread and farmers with different ethnicities carry out diverse agricultural practices. We conducted 149 face-to-face interviews with the farmers in the Buryat Republic in 2018 and filled a structured questionnaire on farm's and farmers' socioeconomic characteristics, perceived corruption, and farmers' behavioral intentions regarding expected land use. We modeled the intention of recultivation with the Bayesian networks. The Bayesian networks analysis showed that perceived corruption was considered to be a barrier to recultivation. Our study also showed that non-Buryat ethnic and young farmers are more likely to recultivate abandoned land. Abandoned farmlands without or with a low degree of afforestation were preferred for recultivation. In sum, our study showed how behavioral aspects of political trust, the farm's and farmer's characteristics, in combination with regional and locational characteristics, may shape farmers' decisions on land use. The results provide an important ground to assess regional land-use policies, which should foster the recultivation of abandoned lands while preserving ecosystem services in the global hotspots of farmland abandonment, such as Russia.